Эхо Чернобыля

Эхо Чернобыля

- Я до последнего не верил, что попаду в число ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС, - говорит Эрик Зайнуллин, - но судьба распорядилась иначе.

 … На дворе - конец 1987 года. Прошел уже почти год с момента трагедии. Зайнуллины получили квартиру в Калининском районе, начали обустраиваться. 37-летний Эрик Казыханович встал на воинский учет по новому месту жительства. Специальность Эрика Казыхановича — сменный мастер на Уфимском фанерном комбинате. В Октябрьском районе, где до переезда жила молодая семья с двумя детьми, действовала бронь — ни на одни военные сборы его не имели права забирать. Даже когда рухнул бельский мост возле Чесноковки, с производства его не отпустили.

Билет в один конец

После нового года посыльный принес повестку в военкомат, и тут же предупредил: «Ну, готовься в Чернобыль». Потом комиссия, строжайший осмотр, вплоть до состояния зубов, как в армии. Из десяти человек прибывших по повестке выбрали только двух, самых здоровых. Среди «счастливчиков» оказался и Зайнуллин.

Сформированную команду мужчин отправили на подготовку в Тоцк. Там они пробыли две недели. Из мастеров, наладчиков, бригадиров они стали ликвидаторами. Эрик Казыхановчи приобрел специальность химика-разведчика.

- Плакала день и ночь, - говорит Миннигуль Мирсаяповна, супруга. - Дети маленькие, сами еще молодые, жить да жить. Те, кто не понимал, говорили: «Не расстраивайся, из Чернобыля много денег привозят». Мы-то знали, что здоровье там останется…

Знакомство

…Ликвидаторов разместили в населенном пункте за тридцатикилометровой зоной отчуждения. Работали они в городе Припять. На самой станции были всего лишь три раза. Батальон Зайнуллина определял степень зараженности оборудования на предприятиях, в школах и других учреждениях, а также возможность их очистки и вывоза.

- Припять произвела удручающее впечатление, - вспоминает Эрик Казыханович. – Мы заехали туда около девяти часов утра. На улицах - тишина. В окнах – шторы и горшки с цветами. Ощущение, что люди просто спят, и пройдет немного времени и город оживет.

Но Припяти уже не суждено. Население эвакуировали через сутки после аварии. Говорили, что всего на три дня. В свои дома никто не вернулся.

 Ничего страшного. Пройдет.

Из воспоминаний начальника службы радиационного контроля:

- Под утро я вышел покурить. Вдруг слышу – хлопок, потом всполох огня на станции. Я не придал этому значения: такое бывало и раньше. Утром пошел на работу, долго стоял на остановке, ждал автобус, а его все не было. Решил пойти пешком: станция была всего лишь в двух километрах от дома. Смотрю – машины выезжают с территории АЭС, а внутрь никого не пускают, стоит милиция. Меня тоже повернули обратно.

В то время действовал сухой закон: водку можно было купить лишь в определенный период времени. Заметил, что магазин был открыт в «неположенное» время, и из него выходят довольные люди – закупились перед майскими праздниками.

Пришел домой, позвал соседа, сидим на балконе. Смотрим: поливочная машина асфальт моет – туда-сюда, туда-сюда. Вот подготовка к празднику, думаем. Жара стояла в этот день, душно. По лужам на асфальте прыгали дети.

С работы пришла жена, и мы решили пойти в огород, он находился недалеко от дома. Тогда еще были заморозки - конец апреля. Грядки были закрыты пленкой. Смотрим, на полиэтилене черный налет, как пыль. Жена быстро взяла веник и стала сметать ее. Вокруг нее образовалось облако. И только тут до меня дошло – черный налет – это графитовая пыль, а ночью на станции был взрыв…

 Долгая дорога

- У радиации нет ни запаха, ни вкуса, - говорит Эрик Казыханович. - Органы чувств человека ее не фиксируют. Когда мы работали в Припяти, там не было птиц. По улицам бегали собаки. Уровень радиации я определял прибором ДП-5. В сутки мы работали 6 часов, и нам регистрировали облучение в 0,6 рентген. Заходили в школу или квартиру, я производил замеры в 4 углах помещения и в центре. Результаты наносил на план-миллиметровку. В штабе переносил чертеж на ватман. Радиация ложилась пятнами: где-то «светила» сильно, и пребывание рядом с таким предметом было опасно, а где-то было относительно «чисто».

В городе атомщиков было много теплиц. Однажды для замеров зашел и туда. Поспела клубника. Но какая! Ягода в руку не помещалась. Дозиметр сигналил о радиации в 200 рентген – растение впитало в себя радиоактивные частицы из почвы. Больше туда не заходили.

Особых защитных костюмов у нас не было. Черные спецовки да респираторы. Перед выездом с зараженной территории проходили тщательный осмотр с приборами, машины обрабатывали особыми химическими растворами. Бывало, машину отмоют, и пока она едет до следующего КПП, на колеса снова налипает радиоактивная пыль. Приходилось возвращаться. Порой возвращались поздно ночью.

Излучение происходит и сегодня. Но уже не в таких дозах, как тогда, все-таки прошло четверть века. Громадную долю радиации получил знаменитый «Рыжий лес». Он был всего в трехстах метрах от станции, сосновый лес полностью погиб и сам стал источником радиационного заражения. Его потом захоронили, оставив лишь одну сосну-постамент.

 Теперь есть только после

К сожалению, жизнь семьи Зайнуллиных катастрофа на АЭС разделила на «до» и «после» поездки на ликвидацию. У Эрика Казыхановича целый фотоальбом с фотографиями того времени. Фотографировать было нельзя, но ему, в качестве исключения, командир полка подарил альбом, а местный фотограф полностью заполнил его снимками. Так память осталась в фотографиях. К сожалению, многих из тех, кто изображен на этих фотографиях, нет в живых.

- Мне, в отличие от других сослуживцев, на зараженные территории приходилось ездить каждый день – специальность была редкая,- вспоминает Эрик Казыханович. – И за два месяца работы я получил большую дозу радиации, чем остальные. До возвращения оставалось совсем немного, и у меня опухли гланды: не мог говорить и дышать. Это был первый «привет» от Чернобыльской АЭС. Меня хотели отправить в Киев, в радиологический институт. Но в это время среди солдат прошел слух: кто проведет время на лечении, этот срок все равно придется отбыть на ликвидации. Мне позволили полежать в лазарете части. Принимал уколы, отошел.

Через некоторое время после возвращения на коже проявилась желтушность – «чернобыльский загар». Работать в полную силу уже не мог: приходил домой в полном изнеможении. В 1993 году вышел на пенсию по инвалидности.

- Лекарства принимаю горстями, болезней букет, - вздыхает Эрик Казыханович. Часто приходится покупать лекарства за свой счет – возникают перебои с обеспечением в аптеках. Хорошо, что пособия в последнее время хватает и на еду и на лечение. В свое время право на поддержку со стороны государство было отвоевано через суд. Но проблем все же хватает, о которых и заявить нет возможности.

- В день катастрофы чернобыльцы вновь соберутся все вместе. Нам подарят по продуктовому набору, усадят в кресла, выключат в зале свет и начнутся со сцены пляски и песни. А ведь это должен быть день траура, а не веселья… - с горечью отмечает Эрик Казыханович.


Калининский район
Размер шрифта: 141820
Цветовая схема: AAA